I жизнь, деятельность и политические взгляды м. Вебера

ГЛАВА I

ЖИЗНЬ, ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ М. ВЕБЕРА

Макс Вебер родился в 1864 г. в Эрфурте. Его отец был юри­стом, а по политическим ориентациям — национал-либе­ралом. Мать была образованной и глубоко религиозной женщиной. До 29 лет Вебер жил с родителями. В их доме встречались довольно известные философы, историки и политики Германии последней трети XIX в.

В возрасте 4 лет Вебер заболел воспалением мозга. Чтобы предотвратить последствия болезни, родители све­ли к минимуму его общение со сверстниками. С раннего детства Вебер общался в основном со взрослыми и много читал. К 12 годам он познакомился с сочинениями клас­сиков античной литературы, философии, истории, с тру­дами Макиавелли, Лютера, Спинозы, Канта и Шопенгау­эра. Веберологи отмечают раннее интеллектуальное раз­витие ученого [45,5]. Так, в 1877 г. мальчик подарил родителям на рождество два сочинения. Одно из них было посвящено истории Германии, второе — истории Рима в эпоху от Константина до великого переселения народов. Спустя два года родители опять получили рождествен­ский подарок: сочинение под названием «Размышления о национальном характере, развитии и истории индогерманских народов». Уже в ранней юности Вебер овладе­вает навыками самостоятельного, критического восприя­тия научной и художественной литературы, системати­ческой научной работы, штудирует древние и новые языки.

В 1882 г. он заканчивает гимназию и начинает изучать право в Гейделъбергском, а затем — Берлинском, Страсбургском и Геттингенском университетах. Кроме права интересуется историей, экономикой и философией. Само­стоятельную научную работу начинает в сфере истории права. Его первые труды были посвящены истории торго­вых корпораций в средние века и влиянию аграрных отношений Древнего Рима на государственное и частное

9

право. Одновременно участвует в исследовании аграрных отношений на востоке Германии, изучает роль биржи в экономике страны и публикует в 1890-е гг. результаты данных исследований.

В 1893 г. Вебер женился на Марианне Шнигтер. Осенью 1894 г. занял место профессора кафедры полити­ческой экономии Фрейбургского университета, а с 1896 г. работает в Гейдельбергском университете.

В 1897 г. Вебер тяжело заболел от умственной пере­грузки. Это вынудило вначале частично, а затем полностью оставить преподавательскую деятельность. Лишь спустя 4 года он возвращается к научным исследованиям и публикует работу по истории организации и хозяйствен­ной деятельности средневековых монастырей. И 1904 г. становится соредактором журнала «Архив социальной науки и социальной политики», на страницах которого было опубликовано много сочинений Вебера, в том чис­ле — «Протестантская этика и дух капитализма».

Многие университеты Германии предлагают ему место профессора на льготных условиях. Но Вебер отвергает эти предложения и вплоть до 1919 г. занимается только наукой и журналистикой. В 1918—1920 гг. он был кон­сультантом комиссий по выработке условий мира между Германией и Францией и проекта конституции Веймар­ской республики. После смерти Л. Брентано в 1919 г. занимает место профессора кафедры политической эко­номии в Мюнхенском университете.

Неожиданно заболел пневмонией и скончался в июне 1920 г.

Для жизни и деятельности Вебера характерна глубокая взаимо­связь между теорией и практикой, наукой и политикой. Но эта связь не была свободной от противоречий. Они проявлялись прежде всего в бесконечных колебаниях о том, какую деятельность — научную или практическую — предпочесть. К 27 годам у него уже было имя в науке. Но в письме невесте он пишет: «На самом деле я не являюсь ученым. Научная деятельность для меня только способ заполнить свободное время. (...) И я убежден, что дидактическая сторона про­фессии доцента принесет мне удовлетворение, если успокоит непрео­долимую потребность в активной практической деятельности» [48, 188,192]. Однако на протяжении всей жизни Вебер резко критиковал систему высшего образования в Германии. Нежелание подчиняться академической рутине в то же время было связано со скрупулезным соблюдением профессиональной этики преподавателя университета. В научных трудах Вебер с различных сторон обосновывал поло­жение о том, что наука должна быть свободна от оценочных сужде-

10

ний. Но его лекции были настолько страстными и полемичными, что слушатели не могли не примкнуть к его точке зрения. В отношениях с людьми он был мягок и деликатен. При этом его всегда интересо­вало стремление к власти как черта человеческого характера. Боль­шую часть жизни Вебер занимался наукой. Но считал себя предна­значенным для профессии военного и политика. При анализе власти стремился к максимальной объективности, что не мешало ему отда­вать предпочтение взглядам класса, к которому он сам принадле­жал,— буржуазии.

Определенное противоречие между научными и политическими интересами отражается в стиле исследований и публицистики Вебера. Для этого стиля характерны длинные, подчас бесконечные предложения, постоянные оговорки и отступления от основной темы. Известно, что стиль — это человек. Веберовский стиль отражал его глубокое убеждение: любое обобщение весьма сомнительно. Ведь социально-историческая действительность бесконечно сложна. Од­нако «мастер сложноподчиненных предложений» умел говорить и писать кратко, определенно и решительно. Подтверждение тому — его публицистика. В ней можно обнаружить реалистическую оценку места и роли политика в обществе. Но едва возникала возможность воплотить свои взгляды и предпочтения в действительность, реши­тельность Вебера тут же пропадала.

Так, в 1918 г. у него была реальная возможность выставить свою кандидатуру на выборах в рейхстаг. Но он отказался от этого предло­жения, мотивировав отказ тем, что всегда был против непосред­ственного участия в политике. Год спустя жена как-то заметила, что его политические взгляды и концепции еще пригодятся Германии. И услышала в ответ: «Да, я чувствую, что жизнь еще не открыла полностью передо мною мое предназначение» [48, 723]. Короче гово­ря, в научной и педагогической деятельности Вебер вел себя как страстный и энергичный политик. А от политики требовал, чтобы эта сфера деятельности соответствовала принципам профессиональ­ной этики ученого.

И это противоречие не было только личной причудой Вебера. Оно отражало специфические качества буржуазного либерализма в усло­виях Германии второй половины XIX в. Токвиль однажды заметил, что он, как врожденный аристократ и защитник свободы личности, достиг такого состояния духа, что может совершенно бесстрастно наблюдать упадок своего класса. Вебер тоже считал себя «одиноким волком», воспитанным на ценностях и идеалах либерализма и вы­нужденным наблюдать их упадок и разрушение по мере становления сильного империалистического государства.

Ведь именно «...империализм, эпоха банкового капитала, эпоха гигантских капиталистических монополий, эпоха перерастания мо­нополистического капитализма в государственно-монополистический

11

капитализм, показывает необыкновенное усиление «государствен­ной машины», неслыханный рост ее чиновничьего и военного аппа­рата в связи с усилением репрессий против пролетариата как в монархических, так и в самых свободных, республиканских странах» [2, 33, 33]. Империализм разрушал ценности либерализма и ограни­чивал свободу личности. А взамен развивал повсеместную и всесто­роннюю бюрократизацию общественной жизни.

На протяжении своей относительно короткой жизни Вебер был свидетелем объединения Германии во второй половине XIX в. под руководством Бисмарка и интенсивного перехода германского капи­тализма в государственно-монополистическую фазу. Но ему при­шлось увидеть и почти полную потерю Германией своей политиче­ской роли после первой мировой войны. Это обстоятельство сущест­венно повлияло на политические взгляды ученого.

Хорошо .известно, что в идеологии либерализма личности и ее свободе приписывалось универсальное, всемирно-историческое зна­чение. Классическая немецкая литература и философия отражала эту общую мировоззренческую установку. Система образования, сло­жившаяся в Германии в начале XIX в., тоже укрепляла гуманисти­ческие стремления буржуазии и ее литературных и политических представителей. Но поражение в революции 1848—1849 гг. и со­циальная и политическая неустойчивость в эпоху Бисмарка придали гуманитарным стремлениям немецкой буржуазии консервативно-охранительную форму.

После объединения Германии господствующими сословиями в ней стали крупные землевладельцы-юнкеры, армия, офицерский корпус и государственная бюрократия. Поэтому понятия свободы, чести, долга, совести, служения народу — фетиши немецких фило­софов от Канта до Гегеля — переплелись с материальными интере­сами и политическими установками господствующих сословий. Речь идет о послушании старшим по возрасту, чину и положению, требо­вательности и патернализме господ в отношении подчиненных: «По­литическая мысль Германии отличается удивительным парадоксом. С одной стороны, в ней осталось еще очень много романтизма и возвышенного идеализма. С другой стороны, политическая мысль Германии отличается таким реализмом, который граничит с циниз­мом и абсолютным пренебрежением к каким бы то ни было идеалам и моральным принципам. Но прежде всего бросается в глаза порази­тельная тенденция связывать оба указанных элемента в одно целое. В результате получается грубый, брутальный романтизм и роман­тический цинизм» [46, 214]. Вебер не вышел за пределы этой тенден­ции. Она и объясняет, в конечном счете, связь либеральных и кон­сервативных установок в его мировоззрении.

На протяжении жизни Вебер наблюдал и изучал политику кай­зеровской Германии и не питал в отношении ее никаких иллюзий.

12

Политика — это борьба между классами, группами и индивидами с противоположными материальными интересами и убеждениями. В этой борьбе побеждает тот класс или группа, которая обладает большей силой и умеет ее эффективно использовать. Нетрудно увидеть связь данного убеждения Вебера с культом «политики с позиции силы», которым Бисмарк систематически насыщал свою политическую фразеологию, а опосредованно — и немецкий либера­лизм. Значительно важнее выявить классовые основы данного убеж­дения.

Известно, что любая наука, изучающая социально-исторические отношения и процессы,— элемент социально-исторической практи­ки. Общественную науку создают люди, принадлежащие своему времени и классу. Они обладают определенным социальным поло­жением. И потому занимают определенную позицию в общественной, политической и идейной борьбе своего времени. Политическая пози­ция и .взгляды ученого-обществоведа не существуют сами по себе. Они связаны с проблематикой и выводами его научных исследова­ний. Как эта связь проявилась в мировоззрении Вебера?

Он неоднократно определял себя как буржуа чистейшей воды, классово-сознательного буржуазного политика. Конечно, существу­ют отличия в содержании общественно-политических взглядов вы­дающегося ученого и социальными установками типа «Кляйне, абер майне». Но между ними гораздо больше единства. Оно состоит в признании частной собственности и основанных на ней отношений наилучшей, всеобщей формой человеческого существования.

В этом смысле Вебер — дюжинный буржуа. Он считал капита­лизм проявлением рационализма, воплотившегося в организации всех сфер жизни и культуры. Понятый так рационализм — основной критерий отличия Запада от Востока: «Именно на Западе и только здесь возникли культурные явления, которые... находятся на линии развития универсального значения и важности» [49, 1]. Капи­тализм рационализирует прежде всего экономику. И потому доми­нирует над всеми известными из истории системами хозяйства, одновременно гарантируя шансы для поддержки самобытности за­падной цивилизации. Эта самобытность заключается в создании условий для культивирования и сохранения определенных социаль­но-политических ценностей и идеалов: индивидуализма, свободы слова, союзов и политического действия, равенства граждан перед законом.

На основе данной мировоззренческой установки Вебер положи­тельно оценивал развитие капитализма в Германии. Но понимал его как важнейшее условие сохранения культурной и национальной са­мобытности Германии, на которой-де лежит обязанность «испол­нить свой долг» в мировой истории. Уже в 1895 г. он писал: «Наши потомки возложат на нас историческую ответственность не столько

13

за то, какой тип хозяйства мы им оставим, а за то, сколько метров свободного пространства мы им оставим в результате нашей борьбы. Процессы экономического развития — это, в конечном счете, борьба за мощь нации. Интересы национального могущества, если они станут в порядок дня,— самые высшие и решающие интересы, на службу которым необходимо поставить экономическую политику. Наука о национальной политической экономии — это политическая наука» [52, 20].

Вебер, таким образом, считал капитализм лучшей из возможных форм социально-экономического строя. И потому составлял про­граммы социальных преобразований, которые должны обеспечить политическую гегемонию буржуазии. Но эти программы, по его мнению, не могут быть осуществлены ни немецкой буржуазией, ни прусским государством. Идеалы первой сводятся к погоне за при­былью. А во втором крупные юнкеры-землевладельцы занимают господствующее положение. Классово-сознательный буржуа Вебер не был некритическим апологетом капитализма. Однако его крити­ческий и реформаторский пыл в значительно большей степени зави­сел от националистических установок, нежели от ценностей либера­лизма. Это было обусловлено традициями исторической школы права и политической экономии, в которой марксизм толковался весьма своеобразно.

Вебер изучал и неплохо знал основные произведения Маркса. Он поражался его «гениальным конструкциям» и считал, что Маркс верно показал сущность капиталистического способа производства. Вебер разделял и мысль о том, что отделение непосредственного производителя от средств производства — один из главных источни­ков появления и пауперизации пролетариата. Но этот процесс он толковал как универсальную социально-историческую тенденцию, в рамках которой развиваются процессы отделения управленческого персонала от средств управления, солдата — от средств ведения войны, ученого — от средств проведения исследований.

И потому Вебер сомневался в том, что социализм сможет пре­одолеть эти процессы и снять отчуждение труда. Он соглашался с Марксом в том, что классовая борьба — необходимая составная часть капитализма. Но не соглашался с тем, что она — основной источник социально-исторического развития. Классовая борьба, по Веберу, представляет собой явление не столько объективное, сколько обу­словленное субъективными установками. В соответствии с этой по­сылкой источники классовой борьбы при капитализме усматривались им в погоне буржуазии за прибылью и отсутствии у нее социальной, политической и моральной ответственности.

Хотя Вебер и разделял некоторые положения Маркса, это не означает, что в его мировоззрении можно обнаружить социалистиче­ские тенденции. Он принадлежал к той части буржуазии, которая

14

чувствовала необходимость реформ, но таких, которые бы не затра­гивали основ капитализма. Об этой части буржуазии Маркс писал уже в 1867 г.: «...сами господствующие классы начинают смутно чувствовать, что теперешнее общество не твердый кристалл, а орга­низм, способный к превращениям и находящийся в постоянном процессе превращения» [1, 23, 11]. Реформаторские движения к кон­цу XIX в. охватили широкие круги буржуазии, в том числе и не­мецкой.

В 1873 г. группа немецких экономистов основала «Социально-политический союз». Эти экономисты (А. Вагнер, Г. Шмоллер, Л. Брентано и др.) считали, что свободная конкуренция и погоня буржуазии за максимальной прибылью — основные причины клас­совой борьбы. Отсюда они заключали, что государство должно вме­шиваться в предпринимательскую деятельность и разрешать кон­фликты между трудом и капиталом. Программа «Союза» полагала отношения частной собственности и производства единственно воз­можными, ставила цель улучшить положение рабочих, не меняя основ капиталистического строя, и отбрасывала марксизм как теорию пролетарской революции. Политическое движение, возникшее на базе этой программы, получило название катедер-социализма. Его основная суть, как заметил однажды Ф. Меринг, состояла в том, что его представители были не противниками буржуазии, а самыми рассудительными ее приятелями.

Утопический и элитарный характер катедер-социализма опреде­лялся тем, что его представители хотели улучшить положение рабо­чего класса и не вели никакой непосредственной пропаганды в его среде. Они стремились влиять на правительство, определенные круги буржуазии и либеральной интеллигенции. Основным направлением деятельности катедер-социалистов было изучение острых социаль­ных проблем. Со временем «Союз» превратился в клуб, в котором либеральные профессора дискутировали с представителями про­мышленной буржуазии и бюрократии.

Менее академический характер имело «Немецкое общество со­циальных реформ», основанное в 1890 г. В. Зомбартом. Его програм­ма тоже предлагала реформы для улучшения социального положе­ния рабочих, но отрицала социальную революцию. Кроме того, в 1878 г. была основана Христианско-социальная рабочая партия, программа которой гласила: «Христианско-социальная рабочая пар­тия основывается на принципах христианской веры, любви к импе­ратору и отечеству. Партия отбрасывает современную социал-де­мократию как непрактическое, нехристианское и непатриотическое движение. Партия стремится к мирной организации рабочих для того, чтобы совместно с другими факторами государственной жизни проложить путь действительным практическим реформам» [47,55].

Все эти движения выступали под лозунгом вмешательства госу-

15

дарства в экономические отношения и процессы. Государству при­писывалась роль пастора, благотворителя и отца народа. Тем самым государство освящалось и выступало в ореоле носителя христиан­ской «любви к ближнему».

Вебер принимает активное участие в деятельности не только «Социально-политического союза», членом которого он стал в 1888 г., но и Христианско-социальной рабочей партии, с лидером которой — Ф. Науманном он познакомился в 1890 г. «Идеи Вебера оказали большое влияние на политическую программу Ф. Науманна, осно­вавшего в 1896 г. из отколовшегося крыла христианских социалистов «Национал-социальный ферейн» (Вебер был членом этой организа­ции с момента ее образования). Объективно политика этой органи­зации представляла собой одну из попыток либеральной буржуазии обрести поддержку в среде трудящихся классов, прежде всего про­летариата, заинтересовав их выгодами постепенных социальных ре­форм внутри страны и империалистической политики во внешних отношениях» [37, 29].

Ф. Науманн был пастором в одном из угледобывающих районов Саксонии. Он хорошо знал действительное положение промышлен­ного пролетариата и присоединился к христианским социалистам для того, чтобы его улучшить. Но под влиянием Вебера Науманн несколько изменил свои политические взгляды. Вебер считал про­грамму Христианско-социальной партии утопической. И он сумел внушить Науманну, что успех социальных реформ зависит от того, насколько Германия сумеет завоевать ведущее место в мировой эко­номике и международной политике.

В 1894 г. Вебер сделал доклад на Франкфуртском конгрессе Христианско-социальной рабочей партии, основное содержание ко­торого сводилось к резкой критике прусских юнкеров-землевладель­цев. Эта критика базировалась на изучении аграрных отношений в провинциях, расположенных к востоку от Эльбы. Выступление Ве­бера существенно повлияло на раскол христианских социалистов на правое (Штекер) и левое (Шульце-Геверниц, Науманн, Вебер) крыло. Два года спустя Науманн организует «Национал-социальный союз». Но Вебер скептически оценивает возможности влияния этой партии на пролетариат. Он стремится убедить Науманна в необходи­мости создания такого социально-политического движения, которое представляло бы интересы буржуазии и боролось с остатками фео­дализма в Германии. Отношение к буржуазии Вебер считал основ­ным критерием прогрессивности любого социально-политического движения. И потому на протяжении всей жизни он боролся с социал-демократией. Уже незадолго перед смертью Вебер вместе с Науман­ном основывает Германскую демократическую партию, которая вы­ражала интересы левых кругов буржуазии.

Классовое содержание мировоззрения Вебера хорошо видно и из

16

его отношения к социализму и рабочему движению. Одной из глав­ных задач своей деятельности он считал ослабление влияния социал-демократии на пролетариат. Этот класс, по его мнению, был еще не настолько зрелым, чтобы взять в свои руки политическую власть. Например, в 1905 г. на очередном конгрессе катедер-социалистов Вебер говорил: «Действительно ли представители крупной промыш­ленности и связанные с ними в сфере социальной политики аграрные партии заинтересованы в борьбе с социал-демократией? Каждый, кто мыслит политически, должен отрицательно ответить на этот вопрос. Потому что каждый новый социалистический «нуль», по­лучающий место в рейхстаге за счет партий социальной реформы, является для них чистой прибылью» [54, 28—29].

Однако борьба с социал-демократией, по убеждению Вебера, должна вестись так, чтобы не нарушать интересы и идеалы либе­ральной буржуазии. Поэтому он осуждал предложения продлить исключительный закон против социалистов, поскольку он (закон) ограничивал демократические свободы. А по мере развития рефор­мизма в германской социал-демократии отношение к ней Вебера становилось все более терпимым. Он участвовал в работе Мангеймского съезда социал-демократической партии (1906 г.), а после съез­да писал, что мелкобуржуазное филистерство партийных функцио­неров и фанатизм клики журналистов образуют сущность гер­манской социал-демократии. Год спустя он высказывается уже за участие социал-демократической партии в местном самоуправлении. И мотивирует это тем, что революционные тенденции партии ослабли и она уже не представляет угрозы для капиталистического общества и страны. Если даже партия завоюет большинство в местном само­управлении, она не рискнет на социалистические эксперименты и будет способствовать развитию капитализма: «В перспективе не социал-демократия завоюет местное самоуправление и государство, а наоборот: государство завоюет социал-демократическую партию» [54, 409]. Существенным фактором упадка революционных тенден­ций партии Вебер считал ее бюрократизацию. Он оказал определен­ное влияние на Р. Михельса, создавшего теорию олигархизации политических партий на основе изучения организационной струк­туры и деятельности германской социал-демократии. Вебер привет­ствовал также националистическую и шовинистическую позицию, которую заняла партия в годы первой мировой войны.

Политическое мировоззрение немецкого социолога неплохо иллю­стрирует его отношение к русским революциям 1905 — 1907 гг. и 1917 г., а также к германской революции 1918 г. Так, Декабрьское вооруженное восстание он считал бессмысленным путчем. «Чтобы оценить по заслугам эту профессорскую мудрость трусливой бур­жуазии, — отмечал Ленин,— достаточно только возобновить в памя­ти сухие цифры статистики стачек. (...) ...Суждение буржуазной

17

«науки» о декабрьском восстании не только нелепо, оно является словесной уверткой представителей трусливой буржуазии, которая видит в пролетариате своего опаснейшего классового врага» [2, 30, 325]. Ленинское определение может быть отнесено и к позиции Вебера в 1917 —1920 гг. После Февральской буржуазной революции он пишет, что в России и речи быть не может о какой-либо демокра­тии, и предостерегает германских трудящихся от солидарности с революционной Россией. Октябрьскую революцию Вебер принял враждебно. Подобно другим оракулам, предсказывал крах социа­лизма в России. Считал, что большевики не продержатся и трех месяцев, а Советы рабочих и солдатских депутатов оценивал как «военную диктатуру, правда, не генералов, а капралов» [54, 514].

Во время революции в Германии Вебер часто выступает на ми­тингах и собраниях, публично клеймит коммунистическую идеоло­гию и вытекающие из нее политические преобразования. ^События в Германии оценивает как «кровавый карнавал, который не заслу­живает высокого имени революции». Движение революционных ра­бочих называет «сумасбродной бандой Либкнехта». А на одном из собраний почти кликушествует: «Если какому-либо рабочему захо­чется ввести у нас большевизм,— быстро найдутся честно мыслящие немцы. Кулаком по морде рабочего они немедля докажут ему невы­полнимость подобных требований» [47, 64].

Эти филиппики предельно ясно показывают действительное со­держание веберовского либерализма. Ведь их автор и во время рево­люции хотел остаться либералом. По просьбе социал-демократов он участвует в работе Совета рабочих и солдатских депутатов Гейдельберга. Выступает адвокатом Нейрата и Толлера — руководителей вооруженного восстания в Мюнхене. Они, правда, были повешены. Но либерализм Вебера остался «незапятнанным». В аналогичном духе можно оценить и его призывы прекратить белый террор после поражения революции.

Не менее значимым фактором мировоззрения Вебера был нацио­нализм. Во время войны он превратился в ярый шовинизм. Вебер был призван в армию, служил начальником госпиталей в Гейдельберге. И очень жалел, что слабое здоровье не дает ему возможности пойти на передовую и сразиться с врагом в открытом бою. Шовинисти­ческий пафос Вебера виден из того, что войну он называет великой и прекрасной. После гибели шурина пишет сестре, что смерть в этой войне равнозначна богатой и прекрасной жизни, поскольку Германия сражается с войсками, «составленными из негров, цыган, папуасов и всей остальной всемирной варварской швали» [52, 124]. Правда, шансы на победу Германии в войне он оценивал пессимистически. Но в то же время утверждал, что война возникла из чувства ответст­венности перед историей, которое якобы присуще немцам: «70-миллионный немецкий народ обладает моральным долгом защитить

18

Западную Европу от англо-саксонского конвенционализма и русской бюрократии. За честь, а не за изменение карты мира и передел эко­номических прибылей воюет Германия. Этого мы никогда не должны забывать» [52, 92].

Примечательно, что национализм и шовинизм Вебера переплелся с традиционно-либеральными воззрениями. Он никогда не поддер­живал идею мирового господства Германии. Решительно выступал против любых форм аннексии чужих территорий и считал, что цен­ность больших и малых наций одна и та же. Каждая из них вносит вклад в общечеловеческую культуру. И потому любая нация вправе создавать такие формы политической жизни, которые определяются ее суверенитетом.

Либерализм ученого сказывался и в резкой критике политиче­ской системы Германии, особенно ее представительных учреждений. Он считал, что в Германии нет ни одного достоинства, присущего парламентарным системам других стран, но есть все недостатки парламентаризма. Оценивая Бисмарка как выдающегося государ­ственного деятеля, Вебер в то же время терпеть не мог одну из осо­бенностей «железного канцлера»: тот не любил самостоятельных людей и возвышал только чиновников, лишенных политического таланта. Когда руководство страной фактически перешло в руки кайзера Вильгельма II, Вебер писал, что судьба государства отдана дилетанту, который не родился политиком, не имеет никаких поли­тических способностей, широко пользуется демагогией, «пытается управлять самостоятельно, а на деле им управляют чиновники, и тем самым подвергает опасности не только собственное существова­ние, но и государства» [52, 157]. Критика политической системы Германии явилась одним из оснований веберовской теории бюро­кратии.

В 1917 — 1920 гг. Вебер вырабатывает и пропагандирует програм­му социально-политических реформ, которую называет плебисци­тарной вождистской демократией. В этой- программе роль монарха сводилась по образцу Англии к минимуму, а роль рейхстага к макси­муму. Правительство составлялось из парламентского большинства и находилось под контролем парламента, ограничивались права исполнительной власти, ликвидировалась гегемония Пруссии в по­литической жизни Германии и предполагалось осуществить повсе­местную демократизацию. Но по существу теория плебисцитарной демократии была авторитарна: «Она устанавливала курс на персонализацию власти при сохранении некоторых элементов парламен­тарного фасада. Острая проблема буржуазной демократии периода империализма — взаимоотношение между основными звеньями го­сударственного механизма — решалась Вебером в пользу установ­ления режима личной власти. Такой курс в перспективе был чреват опасностью полного уничтожения даже того минимума буржуазного

19

демократизма, с которым Вебер связывал свои либеральные убежде­ния» [37, 114].

Таким образом, составными частями политического мировоззре­ния Вебера были либерализм, национализм, шовинизм, консерватизм и отрицательное отношение к социалистической идеологии. Как эти установки сказались в выборе исследовательских проблем и методо­логии социального познания?

Ответ на поставленный вопрос целесообразно начать с анализа его ранних работ. Они недостаточно освещены в литературе. Но именно в них ученый сформулировал проблемы, изучению которых посвятил всю жизнь. Ранние работы Вебера показательны и с точки зрения связи мировоззрения и методологии, политики и науки. Они насыщены конкретной социально-политической проблематикой. Однако последующая деятельность Вебера показывает, что содер­жание данных работ не сводилось к злобе дня.